Когда приходится писать заголовки к отчетам или статьям вспоминаешь о том, что надо указать год, и сразу становится немного не посебе. “Разве можно забыть в каком году это было!”, и сразу уверяешь себя: - "Еще как можно!”. Время проходит чрезвычайно быстро, оставляя нам только воспоминания. Кажется, только вчера была ночь, когда я готовился на юг, глядь, а прошло уже больше месяца после этой поездки. Остались только воспоминания, в памяти, на пленке и фотографиях. Если задуматься, что для нас важно в жизни, так это мечты и воспоминания, больше ни чего.
Многие прожитые нами дни так похожи друг на друга, что через некоторое время становятся неразличимыми в нашем сознании, они сливаются в одну, часто серую массу. К счастью, есть и другие, те, что вспоминаются через многие годы, но память коротка и некоторые детали все же стираются. Сейчас передо мной как крупные жемчужины десять именно таких дней. Путешествие действительно удалось, поэтому не хочется, чтобы что то забылось. Для этого я взялся за “бумагу”. Пусть не литературно и коряво, но я опишу события и впечатления той поездки, воспоминания о которой столь ярки и дороги для меня.
Жемчуг двух морей.
День первый. Дорога.
Что до природы мне, до древности,
Когда я полон жгучей ревности.
Ведь ты во всем ее убранстве
Увидел Музу Дальних Странствий.
Николай Гумилев (Отъезжающему)
Все началось в два часа дня 21 июня 1997 года в субботу. К моему дому приехали на машине Марк и Сергей, с 15 минутным опозданием, на метро Женя. Компания собралась. С полчаса мы доупаковывали вещи, пытаясь с максимальным комфортом разместится вчетвером в небольшой восьмерке Марка и рассчитаться с финансовыми взаимозачетами. В ходе последних все постепенно пришли к мысли, что мы передаем по кругу одни и те же купюры и в конце концов, они остаются у своих прежних хозяев. Финансы решили оставить до лучших времен.
Наконец, Андрей завел двигатель, мы тронулись в дорогу к которой столько готовились.
Завязался вечный разговор о машинах, за которым чуть не забыли купить хлеб. Вырулив на Каширское шоссе, Марк заявил, что мы на финишной прямой длиной в полторы тысячи километров. С этими его словами в нашем лексиконе надолго засело выражение “за полторы тысячи километров”, которое повторялось всю поездку, когда пытались выяснить, что же толкнуло нас на это предприятие - желание половить рыбу на лиманах Азовского моря или купание в Черном.
Тогда, в начале пути мне, и думаю всем нам, рисовалась эта дорога “в полторы тысячи километров”. Я пытался рассчитать ее субъективную дальность, ведь не часто выдается столь длинный путь проехать на автомобиле. Это не самолет и не поезд где чувствуешь себя как в каком то доме, пусть на колесах или на крыльях, где ты можешь спать, есть, играть, и совсем не думать о дороге. Автомобиль совсем иное, здесь ты сам как бы соприкасаешься с ней, ты видишь ее своими глазами всю от первого и до последнего камешка. Ведь поспать практически не удастся почти целые сутки.
За городом ровный шум двигателя и резины колес вскоре стали незаметными, хорошее покрытие и быстро меняющийся пейзаж отвлекли нас от темы дороги и машин. Вскоре стала приближаться ночь. Когда тень от крыши коснулась левой обочины мы миновали Елец. Было принято решение остановиться для ужина.
Ужинали вареными яйцами и куриными окорочками. Разложив их прямо на горячем капоте восьмерки, который, если поставить машину немного под уклон, становится идеальным столом. Окончив трапезу осмотром машины и отмыванием останков насекомых с лобового стекла, продолжили дорогу.
Ночной участок пути достался мне. Когда сидишь за рулем, намного ярче воспринимаешь дорогу и машину, нежели на пассажирском месте, даже справа от водителя. Обостряется чувство беспокойства и в тоже время гордости за ровно работающий двигатель, любая и вполне вероятная неисправность которого, может коренным образом изменить твои планы, а то и жизнь. Наверно, наиболее остро это чувствовали те, кто отваживался в одиночку пересекать Атлантический океан на винтовых самолетах. Для них непрерывающаяся полутора суток работа двигателя была единственной гарантией жизни. Но у нас все несколько проще.
Вскоре, после того как сумерки сгустились окончательно, начался дождь, сначала мелкий, потом все более и более сильный. В салоне громко звучала музыка, кстати, тот самый Роберт Майлз. И только отзвучала вторая мелодия, как пришлось остановиться в пробке перед ремонтируемым мостом через Дон. К счастью анархии не было. Проезд по одной полосе регулировался светофором.
Миновали по объездной дороге Воронеж. Дождь становился сильнее. Пришлось снизить скорость и пристроится за экарусом, четыре габаритных огня которого, маячившие в 50 метрах в ночном дожде, указывали мне направление дороги. Дальше дорога пошла пошире, посты ГАИ стали реже. У меня зародилось некоторое опасение за погоду, не очень то хотелось даже часть дней на юге просидеть в домике, глядя через мокрое окно.
К счастью, часам к трем ночи дождь утих. Пришло время остановиться для дозаправки. Подъехали к АЗС, на которой кроме нас заправлялся только какой то задумчивый мужик на шестерке. Остановившись, я буквально вывалился через широкую дверь на теплый и сухой асфальт, шесть часов за рулем давали о себе знать.
Побродив немного по сухой, шуршащей под ногами траве в лесочке около АЗС я с Женей вернулся к уже заправленной Сергеем машине. И занял место сзади, а смену опять принял Марк.
Сзади Женя и я сразу же начали легкий завтрак из печенья и минеральной воды “Вера”, которую Марк обожает, и взял в достаточном количестве.
Ночь ни как не хотела сдаваться, Андрей то и дело поглядывал на часы и нетерпеливо заявлял, что пора светать. В течение двух часов природа ни как не реагировала на его увещевания, но, в конце концов, уступила. Дорога была сухая, дождь давно перестал. Очарование ночной дороги прошло, стала сказываться усталость. После жениного Луи Армстронга и “танцев народов мира” в салоне надолго воцарилась тишина, у всех немного болели уши. Давала о себе знать 150 ваттная мощь марковской аудиосистемы, которую он предпочитал слушать “на всю”.
Разговор не клеился, Сергей пытался читать вслух анекдоты из какой-то подборки, мы с Марком припоминали правила Мерфи. Из сергеевского повествования всем запомнился весьма двусмысленный анекдот про Штирлеца финал которого, стал очередным популярным среди нас выражением (очевидцы хорошо помнят это «чудо»!).
Вконец уморившись, все стихли. Лишь Андрей иногда отмечал вслух те или иные изменения на дороге. Через некоторое время он внезапно рассмеялся и остановил машину на обочине. Оказывается, решетка радиатора соскочила с одного крепления и приподнялась над капотом. Эта ставшая легендарной неполадка его машины в очередной раз заявила о себе и дала нам повод немного размяться и побегать по обочине. Вдохнув прохладный, свежий утренний воздух все поняли, что пора основательно подкрепиться.
Проехав в поисках подходящего места еще километра полтора - два мы свернули с дороги вправо. Обогнув лесозащитную полосу по грунтовке, остановились на склоне большого, пологого и совершенно голого холма с геодезическим сигналом на вершине. Именно такими мне всегда представлялись “высоты” которые штурмовали наши деды во время войны.
Высота с геодезическим сигналом и надвигающийся слева фронт
Служба слежения за постами ГАИ
Настроение местности передалось не только мне. Андрей, покрутив тюнер, нашел волну, на которой звучали партизанские песни времен Великой Отечественной. Женя облачился в брезентовую штормовку и стал рубать паштет, размахивая своим ножом как шашкой. Сергей закутался в марковское одеяло и напоминал военнопленного. Действительно, становилось холодно и я пожалел, что не взял теплых вещей.
Раздалась канонада, но и это было воспринято как нормальное явление. Вскоре грохот оказался предвестником стремительно приближающейся грозы.
Второй раз в жизни я видел великолепное зрелище. Красавец, холодный фронт второго рода. Быстро идущий трех километровой высоты вал серо-стальных облаков, поднимающихся от самой земли рваными полосами. Среди совершенно ясного неба он кажется тяжеленной махиной состоящей не из водяной пыли, а чего-то твердого.
Первый же раз такое было на полевой практике первого курса в Тарусе. Помню, как тогда это зрелище поразило меня, да и не только меня одного. Все кто был на станции выбежали смотреть как, почти касаясь верхушек елей, на нас двигался фронт. Помню заявление Боцмана “Это конец!”, помню и всегда невозмутимого Кошевого, вышедшего на крыльцо камералки и начавшего объяснять суть явления. Славное, однако, было время! Впрочем, я несколько отвлекся.
Итак, оценив зрелищность происходящего, Сергей рванулся к багажнику и стал яростно разрывать тщательно уложенные вещи, в поисках видеокамеры. Достав ее, он запечатлел идущий с юго-запада фронт во всем его великолепии. Мы стали спешно собираться. Предложение Марка постоять и поспать было отвергнуто, так как размокшая дорога длиной в двести метров по чернозему грозила растянуться на часы. Марк усадил за руль Сергея, и решил спать по дороге. Сергей под чутким руководством быстро добрался до асфальтового полотна. Машина покатила дальше на юг, навстречу новому дождю. К нашему счастью ливень был недолгим. Эту часть дороги из нас бодрствовал только Сергей, остальные старательно пытались заснуть, что через некоторое время удалось сделать. Проснувшись через два часа, все как один с головной болью дружно потянулись к алюминиевому ящику со страшным красным крестом, за анальгином.
Сергей подробно отчитался о пройденной им части дороги, упомянув среднюю и максимальную скорости, которые перед этим строго оговорил Андрей, количество совершенных обгонов и сбитых бабушек, или что-то в этом духе.
Дождь кончился, но пелена облаков тянулась еще очень долго и только у Белой Калитвы пробилось солнце. Оно стояло почти в зените, настоящее южное солнце, оно быстро прогрело салон машины и Андрей, вновь севший за руль, полностью открыл окно и уже не закрывал его все оставшиеся дни. Где-то перед Ростовом стала попадаться черешня, которой торговали вдоль дорог. Марк стал ворчать и просил купить, Сергей философски замечал, что она может быть дорогой, а Женя и я в общем ни чего против нее не имели.
В конце концов, рассудив, что руль у него, ему и рулить, Марк остановился у одной бабки и купил ведро черешни. Вымыв на скорую руку мы пересыпали ее в пакет и, поставив посередине машины, стали есть. Черешня была спелой и сладкой, хотя не очень черной.
За едой незаметно добрались до поворота на Краснодар. И тут на стационарном посту нас выловил милиционер. Видимо машина с номером на 77 привлекла внимание инспектора и он решил проверить документы, сверить номера, возраст, пол и прописку (это шутка). Тем не менее, процедура грозила отнять немало времени. Дело в том, что легендарная восьмерка обладала особенностью, одна цифра в номере ее кузова была выбита нестандартно. Это приводило инспекторов ГАИ в радостное оживление. Предусмотрительный Марк на этот случай возил с собой пачку всевозможных документов подтверждающих, что это заводская ошибка, а не его злой умысел. Однако все эти бумаги не смогли уберечь машину от протравливания номера кислотой.
Наконец, потеряв интерес к машине, инспектор занялся ее содержимым, то есть нами. Его интересовало, что делают четверо парней из Москвы в таком месте на машине. Марк пояснил, что мы учителя подмосковной школы и едем ловить рыбу на лиманы. При этом он сунул ему бумажку из школы и показал удочки, доказывая, что мы не браконьеры. После этого инспектор со смехом сказал фразу ставшую впоследствии часто цитируемой. За ее точность я уже не ручаюсь, но смысл был следующий - “Подумайте сами, вы учителя из Москвы забрались за полторы тысячи километров на маленькой восьмерке из за сомнительного удовольствия половить рыбу на удочку. Самим не странно?”. На что мы чуть ли не хором ответили, что нам действительно странно. Но инспектор не успокаивался, видно было, что его такое объяснение не устраивало. Неожиданно он заметил в багажнике сетку от садка размером 50 на 50 сантиметров (всего 50х50, а не с ячейкой 50х50) и предположил, что мы все-таки браконьеры и за нами должна идти фура для рыбы. В сознании сошлись концы с концами, он успокоился и отпустил нас с миром.
В хорошем настроении мы отправились на указанную им же бензоколонку. Где вволю посмеялись над надписью “Водоем 50 кубометров” написанной на табличке у канализационного люка.
По дороге к Краснодару пару раз начинался дождь, который крупными каплями начинал бить по стеклу. При этом светило солнце, капли моментально испарялись. Дорога была трехрядной, Андрей несся вовсю, резко разгоняясь, когда у нас появлялся второй ряд и так же резко тормозя, когда надо было перестраиваться в один. Настроение росло, опасения и усталость таяли с каждым оборотом колес. Косточки от черешни градом сыпались на дорогу. Впрочем, не только из нашей машины. К нам пришло долгожданное чувство свободы. Можем ехать куда хотим и делать все, что угодно. Никаких конкретных планов, только желание отдыхать на все 100.
Обед решили отложить до приезда в Тимрюк. Перед Краснодаром мы не раз останавливались, выясняя дорогу, которая петляла как могла. Здесь стало понятным назначение развязок с круговым движением. На обычном перекрестке не сразу сориентируешься куда повернуть и не успеешь прочитать указатели, как результат, приходится возвращаться. Здесь же выехал на круг и езди сколько душе угодно, читай указатели и решай, куда тебе надо.
Местность вокруг стала низкой, дорога в два ряда пошла по насыпи. Кое-где появлялись заросшие тростником озерца и болотца - затопленные берега Краснодарского водохранилища. Чаще стали попадаться рыбаки.
В Краснодаре Марк сдал вахту мне. Предварительно запугав строгостью местных инспекторов ГАИ. И действительно, после Москвы впечатление необычное. Например, на светофоре за мной останавливается старенькая «БМВ» третьей серии на широченных колесах, с тонированными стеклами и бампером только что не от «КАМАЗА». В Москве заметив такой экземпляр лучше держаться подальше! Вот трогаемся с места и... ни какого визга резины, ни сигналов фарами и звуком. Только ровное урчание мотора за спиной.
Такое поведение настораживает, висит знак 50 - все едут 40. В Москве таких знаков никто в упор не видит. По практике знаю, что нормальная скорость вычисляется путем умножения предписанной на два, правда есть и лихачи.
Краснодарский край пример воспитания водителей, которого здесь достигли не только, и не столько жестокостью наказания, сколько разумной организацией движения. Если скорость ограничивается, то это не забытый дорожниками в прошлом году знак, а реальное предупреждение об опасности. Машин немало, но пробок нет, а у нас их хоть отбавляй, и конечно, вырвавшись из нее всякий инстинктивно давит акселератор в пол.
Впрочем, хватит о движении. Краснодар со своими очень широкими центральными улицами, газонами и не многоэтажной застройкой по нашим меркам южный, курортный город. Однако, он не впечатляет красотой и больше всего напоминает какую-нибудь подмосковную Лобню или Трудовую.
Природа, открывающаяся за городом, скрашивает первое впечатление, роскошная зелень полей, лазурное небо и белое солнце. Кроме того, непривычный среднерусскому глазу ландшафт - степь (в смысле рельефа, а не растительности), ровная как стол и от этого кажущаяся бескрайней. Линия горизонта теряется где то в голубой дымке, далеко далеко. Небо представляется большим куполом, который готов в любую минуту рухнуть вниз. Его тяжесть ощущаешь чуть ли не физически. А спрятаться негде ни бугорка, ни ямки. С этим подсознательным чувством борется уверенность в абсолютной безопасности и желание остановиться и лечь в траву ни от кого не прячась и ни чего не боясь.
С такими мыслями и чувствами, слушая рев ветра врывающегося в распахнутое окно двери, на скорости около ста километров в час и музыку слабо доносящуюся из задней части салона я добрался до Тимрюка. Кстати перед самым городом, когда мы с трудом разогнались до 125 нас запросто, как говориться “как стоячих” обогнала серебристого цвета “копейка” и быстро исчезла за лесополосой на повороте. Такой наглости от первой модели «Жигулей» ни кто не ожидал, особенно Марк, который не один год проездил на такой же. Что поделаешь местный «джигит» южная кровь все-таки.
В Тимрюке мы снова остановились, выясняя дорогу и пересаживаясь. Руль опять взял Марк.
На окраине города дорога резко взяла в гору. За поворотом появилась бетонная надпись “Военная горка”. Вершина холма была уставлена танками, самолетами, катерами и автомобилями времен Великой Отечественной. Экспонаты были выкрашены в унылый зеленый цвет и стояли на облупившихся белых постаментах под открытым небом. С холма открывалась панорама раскинувшихся впереди лиманов Азовского моря, а у горизонта виднелась сплошная песочно-желтая полоска, больше походившая на перепаханное суглинистое поле - это было море.
Перед мостом через Кубань мы свернули вправо и направились к Тимрюкскому заливу. Миновали пару деревень, съехали с асфальтовой дороги на песчаный проселок, переехали мостик через протоку лимана. Слева, рядом с ним лежал полузатопленный понтон, по которому, как сказал Сергей, они переправлялись в прошлом году.
На нашем пути то и дело попадались крупные камни, пыль за машиной стояла стеной. Дорога петляла в высоких зарослях тростника. Она, то разделялась на две, то снова сходилась, было видно, что море иногда заливает ее. Изредка попадались лужи. Подъезжая к очередному слиянию рукавов, мы внезапно были ошарашены пронесшимся у самого нашего носа грузовиком. Он ехал так быстро, что мы не сумели опознать не только его марку, но и количество осей! Посчитав, что нам крупно повезло, так как водитель грузовика не повернул на нашу дорогу, поехали дальше с большой осторожностью, пристально вглядываясь в каждый поворот.
Песок набитый мелкой гребенкой не позволял ехать быстрее 15 километров в час. От сильной тряски на передней панели то и дело открывалась пепельница, которую Сергей метко окрестил “выкидышем”. Вскоре мы выехали к берегу моря и поехали вдоль. Оно было действительно песочного цвета и волновалось. Правда вода у берега из за небольшой глубины была почти спокойной, прибой же бушевал в метрах двухстах.
Закрыв в очередной раз “выкидыш” Сергей произнес: - “Вот и приехали”. Женя и я, ехавшие сзади, и до этого смотревшие на море одновременно обернулись.
Ворота туристической базы выходили прямо на берег. Рядом с ними стояла выгоревшая вывеска на голубом фоне которой белыми буквами значилось - “Тимрючанка. Туристическая база”. За живой изгородью стояли несколько белых мазаных домиков и шиферный сарай. Ворота были открыты. Мы въехали на территорию базы. Марк ловко зарулил на стоянку, где уже были припаркованы около пяти машин, «Таврия», пара иномарок, «Жигули». Сергей, как уже бывший здесь и Андрей, как главный пошли к единственному двухэтажному административному дому, выяснять условия проживания и рыбалки. А Женя и я остались у машины и осматривали место. Стоянка находилась у самого причала, выходившего в небольшой затончик связанный с лиманом протокой, предусмотрительно перегороженной шлагбаумом. Через затончик от стоянки был переброшен деревянный мостик. Развернувшись к лиману спиной через небольшой песчаный горб дюны и распахнутые ворота можно было видеть море.
Справа от нас стояли металлические вагончики с номерами от 1 до 5. Посередине базы большой сарай из гофрированого шиферного листа с пристроенной к нему кухней. Слева два домика, ближний к затону был тем самым, куда ушли наши парламентеры, ближе к морю стоял второй одноэтажный домик с двускатной крышей, который и стал нашим прибежищем на два следующих дня.
Стрелки моих часов показывали четыре, с момента начала путешествия прошло чуть более суток. Еще вчера я был в дома в Москве, не знал куда деться от скуки, а сейчас у меня за плечами “полуторатысячекилометровый путь” и Азовское море перед глазами.
Об этом море надо сказать особо. Многие недолюбливают его, дескать, маленькое, мелкое, вода всегда мутная то ли дело Черное. Я, напротив, питаю к нему особую любовь. Имеет оно свой загадочный характер.
Только в Азовском море можно брести по колено в воде и зайти так далеко, что берега не будет видно. Тогда, остановившись, долго стоять в полном одиночестве, не слыша ни одного постороннего звука кроме плеска воды у ног. Так можно стоять часами, не чувствуя усталости и размышлять, не сдерживая и не направляя мысли. Это сон наяву, состояние близкое к трансу из которого тяжело выходить. На воду Азовского моря можно смотреть бесконечно. Ни где больше я не испытывал ни чего подобного.
Это море в нашем понимании неправильное, не такое как все, а скорее, не такое как надо нам - людям. Скорее всего, именно неприязнь большинства вызывает во мне любовь к нему. Так уж я устроен, мне противна толпа, единство мнений и желаний, я и сам всегда все делаю не как все.
И вот я здесь, стою на том самом песке, из раздробленных морских раковин и вглядываюсь в простор моря, которое про себя называю “моим”. Это кажется нереальным.
Наконец, на веранде второго этажа показались Марк и Сергей, они спускались к нам. Сергей рассказал, что свободные номера есть в вагончиках и домике, есть лодки и рыба тоже. Решив остаться, мы закрыли машину и поднялись все вместе к начальнику базы.Выяснив разброс цен на имеющееся жилье, остановились на лучшем - №3 в домике. Получив ключи, перегнали машину к крыльцу и пошли занимать койки. Номер оказался однокомнатным с кухней. В комнате стояли шесть кроватей застеленных бельем непонятного цвета и прошлогодней свежести. На кухне стоял холодильник с объедками, оставленными прошлыми постояльцами. То есть все, что надо для полноценного отдыха.
С порога комнаты заняв койку у единственного окна и кинув для верности на нее свою банковскую карточку, я отправился к машине за вещами. Достали минимум необходимого. Затем подстелив под голову полотенца не раздеваясь легли вздремнуть после дальней дороги. Однако, Сергей деловито объявил, что спать нам всего два часа, после надо идти на вечернюю рыбалку.
Спать не хотелось, сон был перебит обилием впечатлений. Но после получаса мучений я все-таки заснул. И тут же был разбужен Сергеем, собирающим удочки, выдающим червей, рации и объясняющим маршруты. Вскоре он и Марк удалились. А я и Женя еще копались, снаряжая снасти. Через несколько минут и мы были готовы, захватив весла, побрели к причалу. Выбрали лодку, с трудом погрузили в нее уйму захваченных вещей и отчалили. Греб Женя, лодка, выписывая зигзаги по затончику, неумолимо приближалась к протоке. Со второго раза попав в нее мы медленно стали продвигаться к лиману. Лодка то и дело утыкалась носом в тростник то у одного, то у другого берега. Женя пыхтел и ворчал, выруливая на середину. Ровно через полчаса добрались до лимана и привязались к тростнику. Закинули удочки. Рыба естественно не клевала. Утомленные попытками выловить что ни будь покрупнее четырехсантиметрового окуня мы стали осматривать окрестности и просто отдыхать, развалясь в огромной лодке и нежась под лучами заходящего солнца.
Вокруг все затихло в ожидании ночи, на воду лимана вдалеке бесшумно садились лебеди. Тростник не колыхался, теплая, зеленоватого цвета вода стояла недвижным зеркалом. Лиман был большим, почти круглой формы, противоположный берег едва виднелся, а по середине торчали несколько маленьких островков.
Дождавшись сумерек и несколько раз бесплодно попытавшись связаться по рации со второй лодкой, уплывшей в неизвестном направлении, стали возвращаться домой. Женя привык к неповоротливой лодке и вел ее увереннее, все реже сбиваясь с прямолинейного курса. У развилки проток я заметил другую лодку и схватил рацию. Помахав ею над головой я включил сигнал запроса и получил ответ. Мрачный голос Сергея спросил “Ну как?”. Я ответил “Никак” на, что Сергей, уже более радостный сказал “У нас также”. Вскоре наши лодки поравнялись, рация для общения стала не нужна. Постояв рядом и подождав пока Марк с Сергеем соберутся, вместе направились домой. По пути оговорили место завтрашней рыбалки, и обменялись колкостями по поводу нашей “умелой” гребли.
Добрались домой уже потемну. Сразу сели ужинать, а после пошли гулять на море. Марк с Сергеем, закурив сигары и беседуя о работе или еще чем-то, пошли вдоль берега. Женя ушел в другую сторону. Я подошел к самой воде и сел на колени.
Вода у берега как и днем едва колыхалась, лениво набегая и откатываясь с характерным нежным шорохом песка. Настоящий прибой по-прежнему шумел далеко от берега, где было глубже. Это создавало почти мистическую, неземную картину. Ее дополняла какая-то накрененная набок металлическая конструкция в нескольких метрах от берега и колыхающиеся вокруг водоросли. Небо было бархатно черным с множеством звезд. Возникало впечатление, что вокруг все вымерло после катастрофы или войны и только море осталось все таким же, безмолвным свидетелем былого. Однако, настроение было приподнятым, чувство свободы приходящее так редко переполняло меня.
Сзади подошел Женя и очень удивился, когда услышал о моей симпатии к этому месту. Он, как и Марк с Сергеем ничего притягательного, кроме рыбы здесь не видел. Что ж каждому свое. Я поднялся с колен, мы задрали головы и завели разговор о звездах. На этой “ниве” у нас взаимопонимания больше.
Подошли Марк и Сергей, они смеялись, вспоминая анекдот, прочитанный в машине еще утром. Весело болтая вместе мы немного постояли у ворот базы и затем пошли в номер. Андрей включил на ночь вентилятор и быстро закончив разговор все уснули. Так подошел к концу первый полный день нашего путешествия.
